Возобновление философии как задача современности

В наши задачи не может входить подробный анализ многовековой истории западной философии, интеллектуальная мощь которой сомнению не подлежит. Однако, на наш взгляд, в ней прослеживаются симптомы утраты духовных основ, следствием которой является бессилие в решении как раз наиболее важных вопросов, зачастую забвение этих вопросов, и в конечном счете вырождение философской мысли, свидетелями которого в XX веке мы стали. Предложенная ниже схема сильно упрощает картину развития европейской философии, она явно не охватывает всех ее школ и направлений, но, на наш взгляд, выделяет именно основные ее тенденции. С этой точки зрения, можно говорить о трех вариантах этого развития и все эти три варианта заканчиваются к настоящему времени тупиком.

Первая линия движения философской мысли берет начало с античной натурфилософии и далее продолжается в следующей линии: атомисты («линия Демокрита», по выражению Ленина) – эллинистическое эпикурейство – эмпирики Нового Времени – и, наконец, материализм, уже умерший к настоящему времени, как философия, несмотря на прививку гегелевской диалектики, породившую столь неоднозначное явление как «советская философия».

Вторая линия – «линия Платона» – берет начало, видимо, с Парменида и Пифагора, мощно развита Платоном и традицией неоплатонизма, к ней, возможно, стоит отнести и стоиков, далее продолжается она в средневековой схоластике, новоевропейском рационализме, классическом немецком идеализме и в форме неогегельянства и неокантианства совершенно уже заглохла (в творческом отношении) на протяжении XX века.

Есть и третья линия, о которой основоположник советской философии не упомянул. Она начинается с софистов, а продолжается в античном и последующем скептицизме и агностицизме, в XX же веке эта линия дала мощные плоды в виде постмодернизма.

Эта схема хромает, как и всякая схема, о чем было уже сказано. Многие современные философские движения остались ею не охвачены. Куда деть, например, Ницше, куда деть позитивизм и неопозитивизм, экзистенциализм и структурализм и еще массу современных направлений, перечислять которые было бы долго? Дело в том, что эти современные веяния как раз и выражают собой предельно ярко кризис современной западной философии. Это не означает, конечно, что она плоха, это значит именно то, что она в кризисе (в древнегреческом смысле: krisis – суд, судебное разбирательство). Некоторые из перечисленных явлений напрямую являются продуктами вырождения философской мысли (как, например, позитивизм), другие философские проекты представляют собой острое и глубокое мышление «изнутри» кризиса, манифестацию его. Но признаков преодоления кризиса не наблюдается, и Мартин Хайдеггер считает необходимым осознать задачу возобновления философии…

Что же может стать основой такого возобновления, как не возвращение к истокам? Необходимо возвратиться к истокам философствования, к тем истокам, которые лежат еще вне самого философского мышления, но которые только и образуют особую духовную ситуацию, в которой это мышление возникает.

Философия начинается с обнаружения себя на краю и перед бездной. На краю обыденного перед бездной необычайного. На краю известного перед бездной непостижимого. На краю Бытия перед бездной Ничто. В этой пограничной ситуации, на границе собственного существования человек обнаруживает себя наедине с мирозданием. А это и означает, – выпадение из мира, выпадение в осадок из мирового раствора, здесь открывается способность человека вступить в соотнесенность с мировым целым, при этом свободно и сознательно выстраивая эту соотнесенность. Лишаясь привычной обволакивающей иллюзии самопонятности вещей и событий, человек выдвигается тем самым в открытость простора, становится сам открытым для основополагающей проблемности бытия.

«Что есть Я, и что есть Мир?», – вот первые вопросы, вырастающие из существа «философской ситуации». Прежде всего, человек встает перед тайной собственной личности и перед тайной мироздания. Мир‑в-целом, Универсум оказывается тем предметом, который требует осмысления, мир требует от нас, чтобы мы его осмыслили, наделили бы смыслом. Притом «Универсум» для философа выступает не тем предметом, который дан с самого начала, и с которым философ «занимается». Предмет философии не дан, а задан, он – не есть исходный материал мысли, скорее он есть цель поисков. Попыткой обрести Универсум является философия. Не то, чтобы Универсум был потерян когда-нибудь до того и вначале, и человек бы пытался обрести с ним контакт, нет, конечно. Человек изначально находится в соотнесенности с Универсумом, человек «понимает в мире», это базовая определенность его отношения к бытию, но только человек, и именно в силу этого понимающего отношения, способен дать миру смысл. Без человека мир смысла не имеет и иметь не способен. Только человеческое существо образует тот просвет истины бытия, в котором смысл возможен, только человек есть то «вопрошающее сущее», в котором Бытие ставит вопрос о собственном смысле.

В себе самом человек открывает, таким образом, некую бездну. Человек, будучи по всем внешним показаниям крошечной пылинкой в мироздании, обнаруживает себя равноправным партнером с этим мирозданием в онтологической сопряженности вышеописанной «философской ситуации». Более того, человек видит себя способным вместить весь мир, видит мир взыскующим от него, от человека, смысла. Будучи вписанным в этот мир, в его пространство и время, в его законы, человек открывает в себе некую сферу, которая в мир никак не вписывается, которая принципиально недоступна для эмпирически-научного фиксирования, которая невыразима даже в языке, которую можно именовать экзистенцией, например, вслед за Ясперсом и прочими экзистенциалистами, но которую невозможно раскрыть в словах. Трудно утверждать полное смысловое единство тех понятий, которые возникли на почве разных мыслительных традиций и разных языков, но, возможно, «экзистенция» экзистенциалистов может быть поставлена в определенное соответствие с русским употреблением слова «личность». Точнее – экзистенция, как о ней говорят экзистенциалисты, видимо, есть принадлежность личности, как о ней говорят русские мыслители.

Двумя указанными темами – собственное Я человека и Мироздание – проблемность «философской ситуации» не исчерпывается. Кант, например, говорит о трех темах метафизики: душа, мир в целом, Бог, а Ясперс – о трех способах, какими встречает человека сущее, и наряду с эмпирически и рационально схватываемым миром, наряду с внутренней и никак не объективируемой экзистенцией, называет также и некую «трансценденцию».

Трансценденция непознаваема в том смысле познания, который имеет наука, изучающая те или иные стороны мира. Трансценденция неведома даже и в том смысле необъективируемого ведения, каким дана человеку его собственная экзистенция. Трансценденция единственно только опознаваема, пожалуй, – через те отметины в духовном опыте личности, которые оставляет прикосновение к ней. Шифрами трансцендентного, по мысли Ясперса, творится и живет культура, именно они образуют ее духовные основы. Вся культура призвана быть коммуникацией, прежде всего, по поводу опыта трансцендентного. Только этот опыт способен быть истоком художественного творения, нравственных исканий, религиозного переживания. Даже и научное исследование, по видимости, ограниченное внутримировым сущим, имеет в основании своем некий опыт «экстерриториальности» в мире, рассматривает это внутримировое сущее именно с позиции этой своей «экстерриториальности».

Тем более, значима, сущностно необходима тема Трансцендентного для философского мышления. Сама та Мудрость, которой взыскует философ, есть именно образ этого Трансцендентного, объемлющего собою все, возвышающегося и над логикой мира, и над личностным переживанием. Более того, философия в своем осмыслении мира и человека призвана не просто добавить нечто к тем шифрам трансцендентного, которые возникают в рамках иных сфер духовной культуры, – философия призвана дать высший синтез этих частных опытов выхода к трансценденции. Именно в философии вся духовная культура человека должна обрести ту высшую полноту, в которой всякое движение человеческого духа находило бы себе совершенное развитие и утверждение.